Поэты всегда возвращаются
24 мая родился Иосиф Бродский, русский и американский поэт, эссеист, драматург, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года, поэт-лауреат США в 1991—1992 годах. Стихи писал преимущественно на русском языке, эссеистику — на английском. Почётный гражданин Санкт-Петербурга.
В стихотворении «1972 год», начатом в России и законченном за её пределами, Бродский даёт главное определение своего творчества:
Всё, что творил я, творил не ради я
славы в эпоху кино и радио,
но ради речи родной, словесности…
Название сборника — «Часть речи» — объясняется этим же стремлением, сформулированным в его Нобелевской лекции: «кто-кто, а поэт всегда знает … что не язык является его инструментом, а он — средством языка».
Свою написанную на русском нобелевскую речь, в которой он выразил личное и поэтическое кредо, 47-летний Бродский начал словами:
«Для человека частного и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавшего, для человека, зашедшего в предпочтении этом довольно далеко — и в частности от родины, ибо лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии, — оказаться внезапно на этой трибуне — большая неловкость и испытание».
Исследователи творчества поэта отмечают появившийся еще в ранних стихотворениях ритм джазовых импровизаций. Эта особенная ритмическая структура, низкий уровень эмоциональности и сложность метафор делают творчество Иосифа Бродского непростым для обычного читателя.
Сергей Довлатов писал:
«Бродский создал неслыханную модель поведения. Он жил не в пролетарском государстве, а в монастыре собственного духа. Он не боролся с режимом. Он его не замечал. И даже нетвердо знал о его существовании.
Он любил говорить, что поэт — существо автономное, и если «одиночество — это человек в квадрате», то «поэт — это одиночка в кубе». Он прожил всю жизнь «абсолютно одиноким», по его собственному признанию. Но именно это одиночество было для него благом, живительным источником, кормовой базой лучших его стихов».
«Человек — существо автономное, — говорил Бродский. — И на протяжении всей жизни наша автономность всё более увеличивается. Это можно уподобить космическому аппарату: поначалу на него в известной степени действует сила притяжения — к дому, к земле, к вашему Байконуру, но по мере того, как человек удаляется в пространство, он начинает подчиняться другим внешним законам гравитации».
Тюрьмы Бродский не боялся, относился к ней философски: «Тюрьма, — говорил он, — это в конце концов лишь недостаток пространства, возмещённый избытком времени».
Сюзан Зонтаг, американская писательница и близкий друг Бродского, говорит:
«Я уверена, что он рассматривал своё изгнание как величайшую возможность стать не только русским, но всемирным поэтом… Я помню, как Бродский сказал, смеясь, где-то в 1976—1977: „Иногда мне так странно думать, что я могу написать всё, что я захочу, и это будет напечатано“».
С годами Бродский всё меньше доверял переводы своих стихов на английский другим переводчикам; одновременно он всё чаще сочинял стихи на английском, хотя, по его собственным словам, не считал себя двуязычным поэтом и утверждал, что «для меня, когда я пишу стихи по-английски, — это скорее игра…».
Лосев пишет: «В языковом и культурном отношении Бродский был русским, а что касается самоидентификации, то в зрелые годы он свёл её к лапидарной формуле, которую неоднократно использовал: „Я — еврей, русский поэт и американский гражданин“».
В декабре 1987-го года «за многоохватывающее творчество, наполненное страстностью поэзии и чистотой мысли» Бродскому, «последнему поэту Серебряного века», как его нередко называют, была вручена Нобелевская премия по литературе.
Жил Иосиф Бродский в доме на углу Пестеля и Литейного (Литейный пр. 24 кв. 28). Это был знаменитый дом: в западном его крыле когда-то снимал квартиру Блок, а в квартире самих Бродских до революции жили Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский.
Учился будущий нобелевский лауреат плохо. За восемь школьных лет сменил пять школ. В школьной характеристике писали: «Упрямый, ленивый, грубый, тетради имеет неряшливые, с надписями и рисунками». Кстати, рисунки Бродского незаурядны, как у многих больших поэтов. Ему даже предлагали издать свои рисунки, но Бродский никогда к ним серьёзно не относился: никогда их не собирал, раздаривал и не помнил, кого и когда рисовал.
В седьмом классе Бродский был оставлен на второй год за четыре двойки, в том числе и по английскому языку, а в восьмом — вообще ушёл из школы.
Ещё в юные годы самоучкой Бродский в совершенстве овладел английским и польским, позднее со словарём читал латинские, итальянские и французские тексты, а в последние годы жизни начал изучать китайский язык.
Когда Бродский ещё не был Нобелевским лауреатом и вообще не опубликовал ни строчки, он зарабатывал на жизнь чем попало, как Джек Лондон и Максим Горький. С 15-ти лет работал: фрезеровщиком на оборонном заводе, учеником прозектора в морге, часто ездил в геологические партии в разные концы страны, — побывал на Тянь-Шане, на Белом море, Дальнем востоке.
«Бхагавадгита», «Махабхарата», «Гильгамеш», Ветхий Завет, «Илиада» и «Одиссея» Гомера, «История» Геродота, пьесы Софокла, Эсхила, Еврипида, «История Пелопоннесской войны» Фукидида, «Диалоги» Платона и т.д. Написанный от руки список занимает несколько листов, и сопровождалось его появление, по воспоминаниям очевидцев, словами: «Для начала. Чтобы с вами было о чем разговаривать».
Представляем вам виртуальную выставку книг, посвященных жизни и творчеству Иосифа Бродского.
По словам Андрея Ранчина, профессора кафедры истории русской литературы МГУ, «Бродский — единственный современный русский поэт, уже удостоенный почётного титула классика. Литературная канонизация Бродского — явление исключительное. Ни один другой современный русский писатель не удостоился стать героем такого количества мемуарных текстов; никому не было посвящено столько конференций».
Перестройка в СССР и совпавшее с ней присуждение Бродскому Нобелевской премии прорвали плотину молчания на родине, и в скором времени публикации стихов и эссе Бродского хлынули потоком. До этого момента творчество поэта было известно на его родине весьма ограниченному кругу читателей и лишь благодаря рукописным и машинописным спискам, распространявшимся в самиздате.
Последовали приглашения вернуться на родину. Бродский откладывал приезд: его смущала публичность такого события, чествования, внимание прессы, которыми бы неизбежно сопровождался его визит. Не позволяло и здоровье. Одним из его последних аргументов был такой:
Е. Черноволова.